Моя нора - мои порядки!
Зато пока мы ехали... Город тонет. Тонет в новой зелени и новых лучах. Я открыла окно и мне казалось, что я пью ветер. Пью, как простую, самую вкусную на свете, воду. Я закрыла глаза и подумала, что город и горы. Я люблю их.
Он сильный и цепкий и добрый. И любит смотреть прямо в глаза и открывать душу тому, кто захочет на неё посмотреть. Это когда стоишь на мосту, а внизу темно, а сверху серо и свинцово, а ты радуешься тому, что Город есть. И боль отступает, сносимая невыносимо сильным ветром и гулом моста под ногами. И небо обнимает тебя.
И Горы, они тоже. Бывает, ты выходишь на самые край и смотришь не вниз, а далеко. И хочется бежать. Бежать по ребру горы и думать о величии и непередаваемости. Хочется, чтобылап ног было четыре и ничего не сковывало движений. И тогда снимаю с себя всю одежду и сажусь на чуть тёплую, от проснувшегося солнца, траву и смотрю на старую крепость, и вижу себя гордым зверем. Или просто женщиной, ждущей мужа домой, смотрящей в больно-синюю даль моря.
Чувствую себя Пенелопой. Или просто псом. И хочется им обоим во мне. И псу и женщине, прошептать- продумать: "Возвращайся домой, Одиссей...".
И я улыбаюсь и иду варить кофе.
Мой Одиссей хмурится во сне, когда котята щекочут ему ухо.
Он сильный и цепкий и добрый. И любит смотреть прямо в глаза и открывать душу тому, кто захочет на неё посмотреть. Это когда стоишь на мосту, а внизу темно, а сверху серо и свинцово, а ты радуешься тому, что Город есть. И боль отступает, сносимая невыносимо сильным ветром и гулом моста под ногами. И небо обнимает тебя.
И Горы, они тоже. Бывает, ты выходишь на самые край и смотришь не вниз, а далеко. И хочется бежать. Бежать по ребру горы и думать о величии и непередаваемости. Хочется, чтобы
Чувствую себя Пенелопой. Или просто псом. И хочется им обоим во мне. И псу и женщине, прошептать- продумать: "Возвращайся домой, Одиссей...".
И я улыбаюсь и иду варить кофе.
Мой Одиссей хмурится во сне, когда котята щекочут ему ухо.
(с)Г. Л. Олди
Мне прежним больше не бывать --
считай, приплыли.
И тут вещуньям не гадать:
мол, или -- или.
Сушите весла, моряки,
спускайте парус.
И словно плеск седой реки:
"Я возвращаюсь".
Я возвращаюсь -- через мрак
годов разлуки,
я возвращаюсь -- беглый раб
войны и скуки.
И долго вглядываться мне
в реки зерцало,
искать в себе и в глубине
то, что пропало.
Всего один неверный шаг
при возвращеньи --
и ты -- в реке, и всё -- не так,
и нет прощенья.
Коль в воду дважды не войти,
спешу к истоку,
чтоб все былое обрести --
и вновь исторгнуть.
Но понимание копьем
войдет под печень:
"Река менялась с каждым днем --
как ты, беспечный".
И значит, нет путей иных,
в одном спасенье:
постичь свой дом, себя, родных
в том измененьи;
принять все это, чтоб потом
в ночи услышать:
"Ты, --
драгоценным шепотом, --
вернулся, рыжий!.."
(с)Владимир Пузий (Киев)